«Экстремальное материнство»: проблемы в школе

«Экстремальное материнство»: проблемы в школе

Издательство «Никея» выпустило книгу, которая может стать для вас источником утешения и вдохновения для родителей гиперактивных детей. Мама.ру публикует третью часть отрывков из книги. Первый можно прочитать тут, а второй тут.

Отрывки из части «Проблемы в школе»

Я — большая добрая слониха

Родители проблемных детей очень часто находятся в затяжной депрессии, которая превращает их в сплошное больное место: любой взгляд и любое слово кажутся нападкой, школа превращается в место, где будут пытать, так что на родительское собрание мать заранее отправляется как на допрос в гестапо. Если вы заранее готовы изображать партизана на допросе, есть шансы, что ваш оппонент тоже примет навязанную ему роль палача.

Когда разговор трудный, особенно важно владеть собой, сохранять спокойствие, оперативно продумывать возможные варианты. Поэтому перед походом в школу лучше настраиваться на конструктивный диалог. И если уж вживаться в роль, то не партизана перед лицом врага или матери-волчицы, спасающей своего Маугли от тигра. Лучше стать большой доброй слонихой. Кому же придет в голову воевать с большой доброй слонихой? А поджатый трясущийся хвост не надо никому демонстрировать — его лучше спрятать под одеждой.

Если вы вообще неспособны взаимодействовать со школой без трясущихся рук и слез, — значит, в первую очередь надо приводить в порядок собственные нервы. Идти к доктору, проходить психотерапию, выяснять, почему для вас так значимы суждения учителей и оценки ребенка, пить успокоительное — а уже затем начинать работу по распутыванию клубка проблем. Вы не сможете быть начальником дурдома и большим добрым слоном, если вы — маленькая хромая собачка с манией преследования.

Сколько можно за тебя краснеть?

Вот вам страшная история. Представьте себе, что вы художник-иллюстратор, очень любите свое дело и с удовольствием рисуете картинки к детским книжкам. Но в кризис теряете работу, и муж устраивает вас к себе в контору «Рога и копыта» в отдел подсчета рогов и копыт. Дело это вы не любите, оно вам дается плохо. Вы путаете рога с копытами, сбиваетесь со счета, но искренне пытаетесь разобраться, что к чему. Сотрудники от вас отмахиваются: постараешься, мол, разберешься сама. Сделанные вами работы перечеркивают крест-накрест и пишут: переделать! Вы переделываете. Голова начинает кружиться, и циферки в глазах плавают.

Вы берете эту работу домой в надежде, что муж поможет. И он помогает.
— Это что за работа? — спрашивает он. — Это кто так пишет вообще? Ты зачем на работу ходишь — меня позорить? Уму непостижимо, парнокопытных от непарнокопытных не отличить! Витые рога с развесистыми вместе считать!
Вы плачете.

— Вот-вот, — говорит муж, — реветь ты мастер. А работу как следует делать — так тебя нет!
— Я не понимаю, — робко говорите вы.
— Чего тут можно не понимать? — кричит он. — Ты мне скажи, позорище ты этакое, чего тут можно не понимать? Ты дура, да? Или ты это нарочно, издеваешься надо мной? Или ты хочешь, чтобы меня с тобой за компанию с работы поперли? Это первоклассники должны понимать! Детсадовцы!
— Я не понимаю, — шепчете вы, — кто такие непарнокопытные.
Муж заливается демоническим хохотом.
— Непарнокопытные, — зловеще начинает он, — это у которых копыта слитные, поняла? Что тут можно не понимать? Ну покажи, что тут у тебя написано?
Вы протягиваете ему свой черновик учета рогов и копыт.

— А это еще что? — взвивается он. — Почему тут клякса? А тут столбик сбит? Ты вообще умеешь карандаш в руках держать или что? Клади бумагу на стол! А на столе-то, мама дорогая! Ну-ка живо убери все эти краски! Живо, живо! Так! Села! Пишешь! Парных копыт — считай! Непарных копыт — считай! Чтоб я тебя не видел, пока работу не сделаешь…

Вы сидите и капаете слезами на работу. От мужа вы ждали другого — поддержки и спокойной помощи с рогами и копытами. При этом муж искренне уверен, что он вас дисциплинирует, внушает вам ответственное отношение к работе и добивается качественного ее исполнения. Чего он на самом деле добьется, сколько вы продержитесь на такой работе и с таким мужем — легко предсказать.
Что заставляет гипотетического мужа так себя вести? В каком-то смысле он не разделяет жену и себя: ее ошибки как бы становятся его ошибками, снижают его личную и профессиональную ценность. Его отношение к себе, образ себя чрезвычайно зависимы от чужого мнения. Внешний образ благополучия для него важнее, чем по-настоящему благополучные отношения с женой. Он верит в то, что качество выполнения работы зависит исключительно от приложенных усилий (а не от опыта, мастерства и т. п.). Он не дает жене стажерского времени, спрашивая с новичка, как с мастера, и не позволяя делать ошибки. Он занимает по отношению к ней не дружественную и обучающую, а враждебную и ревизующую позицию.

И родители, увы, очень часто именно так себя и ведут со своим ребенком.
Я несколько раз предлагала разным родительским группам примерить на себя эту ситуацию. Мамы ахали: «Да я бы через неделю сбежала. А сын меня такую терпит! И еще любит!»

Только один раз «примерка на себя» дала осечку. Это произошло в группе будущих приемных родителей, с которыми я пыталась разыграть сцену по ролям. Исполнитель роли мужа бросил предписанную ему роль (строго отчитывать и возмущаться) и стал опекать уставшую маму, которая пришла с тяжелой работы: предлагать ей чаю, утешать, рассказывать ей, что она умница и обязательно разберется… Его не пришлось убеждать, что человека, которому трудно, надо поддерживать, для него это оказалось совершенно естественно. Я думаю, этот человек будет очень хорошим родителем.

Не хочу ничего знать о твоих проблемах

Почему претензии учителей причиняют нам такую душевную боль?  Потому что мы неправильно выбираем критерии, по которым оцениваем себя как родителей, и принимаем за такие критерии успешность своих детей в сравнении с другими детьми.

Мы воспринимаем двойки и проблемы наших детей как очередные удары в серии неприятностей, которые обрушивает на нас жизнь.
Мы считаем, что дети доставляют нам проблемы, чтобы нам было плохо и трудно жить на свете.
Мы считаем, что наши дети и есть наша проблема.
Мы наказываем детей, чтобы устранить эту проблему.
Мы кричим им: «Хватит надо мной издеваться!»
Мы говорим им: «Слышать уже не могу про твои двойки и художества, делай что хочешь, но чтобы я этого всего не видела и не слышала».
Мы перестаем ходить в школу, чтобы не видеть и не слышать.
Мы не хотим испытывать эту боль.
Мы оставляем своих детей наедине с их болью и отказываем им в помощи.
На самом деле все эти вызовы в школу, жалобы и записи в дневнике — это сигналы о том, что они, наши дети, не справляются с учебой и социализацией, что они дезадаптированы в своем мире, что им плохо и трудно жить на свете.
Они ждут от нас помощи.
Мы приходим на помощь — и наказываем их. В следующий раз нас о помощи не попросят, будут сами решать. Это избавит нас от серии маленьких болевых ощущений сейчас, но чревато большой болью потом.
Тактика «не хочу ничего слышать о твоих проблемах в школе», «хватит меня мучить» приводит сразу к тому, что:
Школа решает: «Этим родителям все равно, что с их ребенком». Меняется и отношение к ребенку, и меры воздействия: их жесткость и частота будет нарастать, чтобы до вас «достучаться».
Ребенок теряет доверие к родителям и перестает ждать от них помощи.
Школьная и социальная дезадаптация ребенка усугубляется, углубляются его личностные проблемы (депрессия, тревожность, чувство вины, агрессия и самоагрессия и т. п.).
К подростковому возрасту возникает окончательный разрыв между ребенком и родителями (в первую очередь матерью) и выход из-под контроля.

Если школа говорит: «Воспитывать надо дома»

…Если родителей нет рядом, то ориентироваться в новой социальной ситуации ребенку должен помогать другой взрослый. Логично, чтобы учитель сам напрямую договорился с классом о правилах поведения на уроке и мерах дисциплинарного воздействия, а не просил бы родителей по отдельности внушить детям правила поведения на уроке. Повлиять на воспитание ребенка в семье школа не может, но может добиться исполнения правил поведения в школе.

Чтобы ученики исполняли правила поведения в школе, нужно хотя бы:
четко сформулировать подробные правила поведения для разных возрастов (Устав школы написан обычно так, что детям не прочитать, и правила в нем самые общие);
убедиться, что правила реалистичны, соответствуют возрастной психологии и физиологии (нельзя требовать от первоклассников «не бегать на переменах»; невозможно запретить опоздания; требование «не приносить в школу игрушки» возможно, но чрезмерно, лучше заменить его на требование «не играть на уроках в игрушки»);
создать условия для их выполнения (организовывать игры на переменах, динамические паузы, реальные, а не формальные дежурства в местах скопления учеников);
довести правила до сведения учеников (в одной московской школе я даже видела, что эти правила вывешены на стене, а под ними стоят подписи всех учеников пятых классов: именно они начинают новую жизнь в средней школе после началки);
продумать дисциплинарные меры, положенные за нарушение правил (эта часть в современной российской школе обычно полностью заменяется требованиями к родителям «принять меры»).

В школе ребенок встречается с особой социальной организацией: искусственно собранным коллективом человеческих детенышей. Человек — существо биологическое; поведение человеческих детенышей в классе кое в чем похоже на поведение щенят в стае. Собаководам известно, что искусственно собранная стая щенков может самоорганизоваться в очень жесткую иерархию, если в ней есть яркий агрессивный лидер. В человеческих сообществах, где люди собраны по случайному принципу (школа, армия, колония), это тоже происходит, если во главе сообщества встает не очень умный, но сильный, жесткий и агрессивный лидер. В результате получается то, что прекрасно описано Уильямом Голдингом в «Повелителе мух»: жесткая система с травлей аутсайдеров, с борьбой за власть и т. п. Если лидер у детей умный, гибкий и опытный, да еще ставит положительные цели, ему удается превратить стаю в коллектив (и такие примеры мы видим в литературе: вот вам «Республика ШКИД» Пантелеева и Белых и «Педагогическая поэма» Макаренко).

Именно от поведения взрослых в школе, от того, насколько они способны передать детям свои ценности, и будет зависеть, станет ли детская группа человеческим коллективом или дикой стаей. Если школа не задумывается о грамотной социализации детей, дети могут сорганизоваться самостоятельно — и сценарий обычно непредсказуем. Немногим лучше, когда учитель на равных борется с ребенком за лидерство, сам организует деление класса на приближенных и аутсайдеров, устраивает негласную травлю ребенка руками других детей. Мне известен случай, когда учитель выставил дерущихся из класса в коридор со словами: «Деритесь — только не у меня в классе».

Родитель может помогать учителю, подсказывать ему методы, подходящие для работы с конкретным учеником, работать с ребенком, подтягивая его до общих требований педагога, — но не может изменить педагога.