АСТРИД ЛИНДГРЕН И ЕЕ КНИГА «РАВНАЯ ЦЕЛОЙ ЖИЗНИ» — Мама четверых детей Люба Шарий читает книгу «Ронья, дочь разбойника»
АСТРИД ЛИНДГРЕН И ЕЕ КНИГА «РАВНАЯ ЦЕЛОЙ ЖИЗНИ» — Мама четверых детей Люба Шарий читает книгу «Ронья, дочь разбойника»
Наша колумнистка, многодетная мама Люба Шарий делится своими впечатлениями от прочтения книги Астрид Линдгрен «Ронья, дочь разбойника» своим детям
Этим летом мы добрались до одной моей любимой книги – «Ронья, дочь разбойника» Астрид Линдгрен. Сначала я прочитала ее своей старшей, затем все лето девочки слушали аудиокнигу раз пятьсот, посмотрели шведский фильм (хороший!) и японский сериал (слабенький), а я, выхватывая на слух знакомые отрывки, думала, чем же эта книга так крута.
Композиционно она безупречна. Начинается с родов, а заканчивается смертью. Ронья рождается в замке разбойников на высокой горе, в небе бушует жуткая гроза и кричат кровожадные виттры, в обеденном зале древнего замка притихшие разбойники ждут, когда разрешится жена их главаря, а в спальне Лувис рожает и поет. Безудержно счастливый отец вбегает к разбойникам с младенцем на руках и криками «Дочь разбойника! Радость и счастье!!», а молния ударяет прямо в замок и раскалывает его пополам. Супермощь. И этот раскол не просто спецэффект, а еще станет ключевым сюжетным мотивом. А смерть, которой книга оканчивается, показана в самом ее простом и естественном виде: умирает старейший член шайки, но не внезапно, а от старости, с прощанием, слезами, похоронами и долгой скорбью Маттиса, отца Роньи.
И между рождением и смертью в этой книге есть все «самое важное»:
• Счастье жить в этом мире:
Мир был так велик, что дух захватывало. Разумеется, она слыхала не раз, как Маттис и Лувис беседовали о том, что было за стенами замка Маттиса. Но только теперь, увидев, как эта речка с ее бурливыми порогами шумно мчится глубоко-глубоко внизу у подножия горы Маттиса, она поняла, какие бывают речки. Не раз говорили они и о лесе. Но только теперь, увидев, какой темный и удивительный этот лес, со всеми его шелестящими листвой деревьями, она поняла, что такое леса. И тихонько засмеялась, радуясь тому, что на свете есть реки и леса. Она едва могла в это поверить. Подумать только, на свете есть такие большие деревья, большие речки и озера, и все они живут своей собственной жизнью. Ну как этому не радоваться и не смеяться! Она прошла по тропинке прямо в чащу дремучего леса и подошла к небольшому озерцу. Озеро чернело среди темных елей, и только лилии, плывущие по воде, сияли белизной. Ронья не знала, что это лилии, но она долго смотрела на них и радовалась, что они есть на свете. Целый день оставалась она у озера и делала там много такого, чего никогда прежде и не приходило ей в голову. Она бросала в воду еловые шишки и хохотала, когда они кувыркались на волнах, стоило ей только поболтать ногами в воде. Никогда в жизни не было ей так весело.
• Практика избавления от страха
Лувис сказала ей «лучший способ избежать опасностей в лесу Маттиса, это – ничего не бояться». И все последующие дни Ронья ничего другого не делала, как только остерегалась того, что опасно, и училась не бояться. Маттис сказал: она должна остерегаться плюхнуться в речку. Поэтому она с наслаждением прыгала на скользких камнях у самой кромки берега реки, где вода шумела и бурлила сильнее всего. Не могла же она уйти в самую дремучую чащу леса и остерегаться там плюхнуться в речку! Если уж нужно, чтобы из всего вышла какая ни на есть польза, ей необходимо находиться поблизости от речных порогов и водопадов, а не в каком-нибудь другом месте. Но чтобы подобраться к этим порогам и водопадам, нужно было вскарабкаться на гору Маттиса, которая крутым обрывом падала вниз, к реке. Таким образом Ронья также могла упражняться в том, чтобы не бояться. В самый первый раз было трудно, тогда она боялась так, что ей пришлось зажмуриться. Но мало-помалу она становилась все более и более дерзкой. И вскоре знала, где какая расселина, куда можно поставить ногу и где надо уцепиться пальцами ног за уступы, чтобы крепче держаться и не свалиться вниз, в водопад. «Повезло же мне, — думала она, — что удалось найти такое место, где можно и остерегаться, чтобы не свалиться в речку, и еще научиться не бояться».
• Любовь и все, что с ней связано: сложность выбора «пути любви», потому что препятствия, и как легко все можно разрушить, и что невозможна любовь без свободы и что нет ничего важнее:
«Но Ронья и Бирк были уже далеко и не слышали их воя. Они слышали лишь все усиливающийся рев водопада и знали, что теперь он совсем близко.
— Сестренка моя! — позвал Бирк.
Ронья не слышала его слов, но читала их по губам. И хотя брат и сестра не могли расслышать ни словечка, они вели разговор. О том, что нужно высказать, пока не поздно. О том, как прекрасно любить кого-то так сильно, что можно не бояться даже самого страшного в жизни. Они говорили об этом, хотя не могли слышать ни единого слова. А потом они уже больше не говорили. Они держались друг за друга, закрыв глаза.»
• И, конечно, это книга о любви и противостоянии отцу и его морали.
«Ваши дети – не дети вам. Они сыны и дочери тоски Жизни по самой себе. Они приходят благодаря вам, но не от вас, и, хотя они с вами, они не принадлежат вам. Вы можете дать им вашу любовь, но не ваши мысли, Ибо у них есть свои мысли. Вы можете дать пристанище их телам, но не их душам, Ибо их души обитают в доме завтрашнего дня, где вы не можете побывать даже в мечтах. Вы можете стремиться походить на них, но не старайтесь сделать их похожими на себя, Ибо жизнь не идет вспять и не задерживается на вчерашнем дне». Эти строки из Халиля Джебрана, опубликованного на шведском в 1933 году хранятся в виде вырезки из журнала между страницами кассовой книги семьи Линдгрен, которую Астрид прилежно вела в 30-х годах.
Великолепная графика Илун Виклунд, классического и самого известного иллюстратора книг Астрид Линдгрен. «Ронья, дочь разбойника»
Я пропиталась «Роньей» насквозь этим летом и решила почитать об истории написания, наткнулась на биографию Лидгрен и утонула на пару недель в этой долгой прекрасной жизни. Жалея только о том, как это я, обожая Астрид Линдгрен с детства, не прочитала о ней раньше!
«Ронья» начата в 1979 году, а вышла в 81-ом, и в ней аккумулированы лучшие идеи двух предыдущих десятилетий. И это последняя большая книга Линдгрен.
Астрид Линдгрен на съемках фильма «Ронья, дочь разбойника» с режиссером и исполнителями главных ролей
Я читала о ее жизни и испытывала радость сближения с давно любимым человеком, узнавая в подробностях то, о чем догадывалась или думала, или хотела узнать. «Этот день и есть жизнь» называется биография, написанная Йенсом Андерсеном, и название сразу наводит мостик в тонкий мир Астрид Линдгрен. Это цитата из шведского поэта Томаса Торильда – слова, которые Линдгрен зацепили с юности, но еще и название главы из «Мы на острове Сальтрокка», там они звучат по-русски в другом переводе «День, равный целой жизни». Утром за завтраком герой книги Мелькер-отец со свойственным ему пафосом объявляет этот день «днем, равным целой жизни» и рассуждает о том, что это значит. Но день не особенно задается – покусанный осами и пересоливший обед Мелькер чуть не плачет, но потом они вместе с детьми принимают красоту этого дня такой, какая она есть – с радостями и неудачами – как целую жизнь.
Это очень хорошее название для книги об Астрид Линдгрен.
Последнее десятилетие в Швеции звучали призывы присудить Астрид Линдгрен Нобелевскую премию посмертно, разве она не один из самых знаменитых писателей? Но Нобелевскую не дают за детскую литературу, и изменения в этот закон так и не внесли. Зато Астрид Линдгрен поставили памятник еще при жизни, и она сама присутствовала на его открытии. Смешно, да?
Я прежде знала о ее судьбе в общих чертах: счастливое детство на хуторе с любящими родителями, потом жизнь «простой домохозяйки» и вдруг в 38 лет рассказанные дочери истории о Пеппи записываются, публикуются и делают Линдгрен известной. И понеслось.
Но меня всегда поражало то, что там внутри ее книг, смешнее которых, кажется, ничего нет, есть не только удивительные нежные моменты («Но Малыш слушал его рассеянно, у него кружилась голова от звуков и запахов летнего вечера. Он уловил аромат цветущих лип с их улицы, слышал стук каблуков о плиты тротуара — много людей гуляло в этот ясный вечер. «Какой летний звук!» — подумал Малыш. Вечер был совсем тихий, и каждый шорох из соседних домов доносился до него удивительно отчётливо: люди болтали, и кричали, и пели, и бранились, и смеялись, и плакали — всё вперемешку. И никто из них не знал, что на крыше высокого дома сидит мальчишка и вслушивается в это сплетение звуков, как в самую настоящую музыку.»), но и очень глубокое чувствование детской тоски и одиночества, и что это эти чувства не «плохие», а сплетены с радостью, и что это «все вперемешку» и есть музыка, и есть жизнь.
Откуда она такая взялась?
Ее отец и мать правда очень любили друг друга, с 13 лет (привет, Ронья и Бирк!) и, более того, будучи религиозными образцовыми фермерами из шведской провинции, не стыдились показывать свою любовь – прилюдные объятия и поцелуи были не в традициях места и времени, но Астрид, ее брат и сестры выросли в тепле именно такой любви. Отец ежедневно говорил матери о том, как он благодарен за эту встречу. Эта неприкрытая любовь, да еще и «синий весенний воздух, что в ранней юности пробудил во мне тоску по „чудесному“» — это главное о ее детстве, которое она боготворила.
Отец Астрид пережил мать на пять лет. Как-то она рассказывала подруге о том, как ее родители прожили жизнь и как любили друг друга. «Он, наверное, безумно скорбит?» — спросила подруга. «Что ты! Он каждый день благодарит Бога, что горе утраты досталось ему, а не ей.»
О них она написала свою единственную взрослую книгу «Самуэль Август из Севедсторпа и Ханна из Хюльта».
Может потому, что любовь растит умение сострадать, есть в ее книгах такое душераздирающее одиночество, от которого мурашки по коже в «Мио, мой Мио»? Мало того, что рефрен через всю книгу «ах, если бы мы не были такими маленькими и слабыми», но после всех испытаний и победы над страшным рыцарем Като, в конце книги понимаешь, что вся эта история просто пригрезилась маленькому сироте Буссе, и ничего этого чудесного на самом деле нет в его жизни. А он по-прежнему сидит один на скамейке в осеннем парке. Он все придумал. И там так пронзительно описана тоска по настоящему отцу!
Илун Викланд. Принц Мио и его друг Юм-Юм в окружении стражей Като, иллюстрация к «Мио, мой Мио!»
Говорят, что Малыш тоже придумал себе Карлсона.
Но, оказывается, она и сама мощно прочувствовала, что такое детское одиночество.
17-летняя Астрид Эриксон
В 17 лет Астрид остригла волосы аля-гарсон, первая в своем Виммербю (население 3 с половиной тысячи человек!), носила мужской костюм и устроилась работать в местную газету. А в 19 лет забеременела от главного редактора и была вынуждена уехать из родительского дома, рожать анонимно в Дании (незаконнорожденный ребенок в 20-х годах в Швеции не имел прав) и оставить своего любимого сыночка на три года в приемной семье. Астрид повезло: ее родители не отказались от нее, хоть и долго не могли принять эту историю, отец ребенка не отказывал ей в помощи и даже собирался жениться на ней после завершения бракоразводного процесса и, главное, ей очень повезло с семьей, которая приютила ее Лассе. Ей вообще везло в жизни на встречи с женщинами.
Но эти три года, когда она снимала жалкую комнату в Стокгольме, жила впроголодь, несмотря на продовольственные посылки из дома (такое было время – конец 20-х), и только раз в два-три месяца могла наскрести денег на билет в Копенгаген, чтобы один выходной день провести со своим сыном, эти три года, эта тоска по сыну, это чувство вины, которую она с себя никогда не снимала, – трагедия ее жизни. Она не любила отца Лассе и отказалась выйти за него замуж. Это отдельная тема, проливающая свет на характер молодой женщины, которая будучи в таком трудном положении, отказывается от брака с богатым человеком, безусловно влюбленным в нее, но даже в письмах выражающим недовольство тем, что она сходила в кино или на танцы.
Только когда Лассе исполнилось три года, Астрид смогла забрать его к себе, и через некоторое время вернулась с ним к родителям, которые к тому времени смогли смириться с неидеальной семейной историей, приняли внука, и он пожил с ними еще полтора года, пока его мама не вышла замуж и не смогла уйти с работы и окончательно забрать его к себе.
Что это такое – вернуться со своим незаконнорожденным ребенком в маленький провинциальный городок, в котором не прекращались пересуды по ее поводу, и для жителей которого все эти годы Астрид делала вид, что тогда, три года назад «просто уехала учиться в Стокгольм»?
Астрид Линдгрен с сыном Лассе
Сохранилось письмо матери мальчика, вместе с которым маленький Лассе воспитывался в приемной семье, – ответ Линдгрен на предложение усыновить его. Письмо на шесть страниц, в котором 23-летняя Линдгрен пытается убедить эту женщину, несмотря на обстоятельства и давление условностей, не отказываться от своего ребенка.
«Видели бы Вы, как они таращились, когда я показалась на улице с Лассе. Не прячась, мы ходили по городу, куда мне было нужно, и он громко и отчетливо называл меня мамой, так что не было никакого сомнения в том, кто это такой. Поверьте, все эти взгляды и перешептывания меня теперь ни чуточки не трогали. Мы были очень в себе уверены, и Лассе, и я. И вскоре народ перестал нас разглядывать и шептаться, постепенно меня стали встречать даже с неким подобием уважения. Потому что, видите ли, лучший способ заставить людей замолчать – показать им, что они правы в своих подозрениях. <…> Запомните мои слова: не стыдно иметь ребенка. Ребенок – это счастье, это честь, и в глубине души это прекрасно осознают все люди на свете».
Меня до слез проняла эта история, и то, как Астрид Линдгрен смогла ее завершить. Так вернуться, это не то, что коротко остричь волосы – это уже поступок «не мальчика, но мужа».
И что поразительно. Что такие нравы, такое отношение к внебрачным детям было в ходу еще меньше века назад. Люди очень продвинулись в гуманизме, и в этом есть заслуга, в том числе, и Астрид Линдгрен. И немалая.
Лассе – самая большая любовь и боль ее жизни. Линдгрен пережила его на 15 лет, и последние свои три года, после перенесенного в 91 год инсульта, она провела во времени до его смерти, а про то, что было после, не вспоминала.
А потом, когда сын был уже с ней, после счастливого замужества, после которого она и стала – Линдгрен — и рождения дочери в благополучную и размеренную жизнь матери и жены пришла вторая мировая война. Швеция держала нейтралитет, и по сравнению с соседями почти не пострадала от войны. Тем не менее, с начала войны и еще 15 лет после Астрид вела «военный дневник», который сохранился в 19 тетрадях. Где вперемешку с записями о семейных делах, детях и рождественских подарках записывала свои мысли и страхи о войне.
«Война так сильно действовала на Астрид Линдгрен, потому что она гораздо лучше большинства шведов представляла себе военные ужасы. В 1940 году ее взяли аналитиком в шведскую разведку – благодаря работе Астрид в тридцатые годы в Институте судебной экспертизы. Астрид выполняла секретную работу в отделе перлюстрации писем почтовой службы Стокгольма, то есть до капитуляции Германии в мае 1945 года прочла тысячи писем за рубеж и из-за рубежа и была прекрасно информирована о том, что война делает с людскими душами и человеческими отношениями.»
«Военный дневник». Стопка из 19 дневников, которые Астрид Линдгрен писала и клеила 20 лет и которые в 1939-1945 гг. сформировались как собрание газетных вырезок, дополненное копиями перлюстрированных писем, продуктовых карточек, нелегальных листовок и прочим. Все вместе обрамлено и объединено записями.
Интересно было прочитать, как она рассуждала о том, что страшнее: Гитлер или Сталин, после известия о нападении Германии на Советский Союз и сначала пришла к мнению, что Сталин. Это взгляд с другой стороны Европы, из Швеции, которая принимала тысячи финских беженцев и была хорошо осведомлена о концлагерях авторства Сталина еще тогда, когда Гитлер не начал создавать свои.
А прошлое лето прошло у нас с Пеппи – тоже дети послушали аудиокнигу раз пятьсот, а я впервые подумала о том, откуда в этой книге, написанной 60 лет назад, такие созвучные сегодняшнему дню идеи – вся эта тема детской свободы, насмешка над косностью «воспитания» и прочий «анскулинг».
Кроме того, что Астрид Лидгрен не раз за свою жизнь писала и говорила о том, что для ребенка нет ничего важнее любви, и что дети традиционно подвергаются насилию и именно это главная причина зла на планете, кроме этих идей, которые впитала и глубоко прочувствовала Лидгрен, «Пеппи Длинныйчулок» еще и послевоенный манифест. В том числе Пеппи – результат острой ненависти к насилию и любому проявлению тоталитаризма.
И силач Адольф (нельзя было в 40-е годы европейцу назвать кого-то Адольфом просто так, ничего не имея ввиду) и говорящий с немецким акцентом и щелкающий кнутом директор цирка, которых так изящно уделала Пеппи – привет из того времени.
Кунгсгатан, 7 мая 1945 г. В этот день Астрид записывает в своем «военном дневнике»: «…все немецкие силы по всей Европе сдались. То есть Норвегия теперь свободна. Безумное ликование охватило Стокгольм. Кунгсгатан вся усыпана бумагой, люди совершенно спятили от радости».
И когда война, наконец, окончилась, люди хотели только смеяться, и Европа вместе с концом войны получила «Пеппи» в 45-ом году. А Швеция получила национального героя в лице детской писательницы. А издательство, находящееся на грани банкротсва, но осмелившееся издать «Пеппи», разбогатело уже к концу году, а в следующие — стало лидирующим в Швеции. Вот такая триумфальная история !
В Швеции в 40-е годы сходили с ума по Пеппи Длинныйчулок! Астрид Линдгрен стала суперпопулярной, всюду была нарасхват, и могла пропагандировать свои идеи о воспитании детей вволю. Что она, так или иначе, делала всю жизнь.
«Наиболее явно – в благодарственной речи 1978 года при получении Премии мира немецких книготорговцев, а впервые осенью 1947-го. Тогда Астрид приняла участие в опросе «На что стоит надеяться в наше время в нашем мире?». Позитивный ответ – может быть, самый оптимистичный из всех, какие когда-либо давала Астрид Линдгрен на этот часто задаваемый вопрос, – звучал так:
«Для создания мира, пригодного для жизни, нужны более счастливые люди. Возможно, для пессимистического взгляда на будущее имеется много причин, но, по крайней мере, я смотрю на завтрашних людей, на детей и молодежь, которые растут сегодня, с оптимизмом. Они довольные и открытые, и уверенные как-то по-новому, не в пример прежним поколениям. В целом, думаю, они и счастливее прежних. А потому, быть может, есть надежда, что вырастает более гуманная и щедрая порода, люди, которые дадут друг другу возможность жить. Упрямцы, спорщики, привилегированные и корыстолюбивые – разве не они корень всех зол, больших и малых? В их сморщенных душонках нет места ни щедрости, ни человеколюбию. А если правда, что каждый отдельный индивид – продукт своего детства, думаю, можно смотреть в будущее с известным оптимизмом. Изрядная доля косности исчезнет из мира, когда нынешние дети и подростки начнут разбираться с неурядицами на нашей старой планете».
После того как «Пеппи», а с ней и ее автору, пришла большая слава(невероятная, такое случилось впервые в истории детской литературы!), Астрид Линдгрен на полную катушку отдалась писательству и работе в издательстве, на радио и т.д. Стала кумиром шведов, ее знали по голосу — она вела передачи на радио и в лицо – у нее брали интервью и спрашивали ее мнение по любому поводу. Ее портрет (первой из шведских женщин) напечатали на марках в качестве символа страны, а в 1985-ом Линдгрен объявили «самым читаемым шведским автором».
Она рано похоронила мужа (в 52 году) и после этого прожила еще полвека «замужем» за работой. А еще в любви с детьми и внуками. И в любви к своему одиночеству.
Из дневниковых записей тех времен: «Счастье приходит изнутри, а не от других… Я хочу попытаться больше не бояться… настоящее несчастье – страх перед всем и вся. Поэтому пусть жизнь приносит то, что приносит, а мне хватит сил принять то, что она принесет».
Еще Астрид Линдгрен любила китайскую пословицу, которой утешала своих подавленных или скорбящих друзей: «Ты не запретишь птицам скорби виться над твоей головой, но ты можешь помешать им свить гнездо в твоих волосах».
За свою жизнь Астрид Линдгрен написала что-то около 70 тысяч (!) писем, вела всю жизнь переписку не только со своими родными и друзьями, но и с людьми (в том числе, конечно, с детьми), которые изливали ей душу или просили о помощи. Сюда же входит ее редакторская деятельность – она была рабочей лошадкой – и написала огромное количество писем авторам, кучу предисловий. Она вообще была помимо всего еще и талантливой бизнес-вумен.
Не могу не рассказать о не столь удачном в те времена с коммерческой точки зрения, но все же эпохальном скандинавском проекте, которым обернулась идея Астрид Линдгрен предложить Туве Янссон в 1959 году сделать иллюстрации к новому переводу книги Толкина «Хоббит». Они были слегка знакомы к тому моменту, и Астрид Линдгрен написала Янссон письмо с предложением бросить все и начать иллюстрировать «Хоббита»:«Читая эту книгу, я так и вижу перед собой иллюстрации Туве Янссон и говорю себе: «Это станет книгой века, которая надолго нас переживет».
«Туве Янссон потребовалось всего пару дней на размышление, после чего она накинулась на работу, и в 1962 году шведский вариант «Хоббита» был готов.
Увидев прекрасные иллюстрации, Астрид Линдгрен пришла в восторг: «Дорогая великолепная Туве, я готова целовать край твоего платья! Я в таком восторге от твоего чудесного маленького хоббита, что словами не описать. Вот как раз таким маленьким, потешным, трогательным и добрым он и должен быть, и таким его еще никто не изображал». Не столь счастливы были литературные критики и многочисленные поклонники Толкина. «Книга века» вышла всего одним изданием и может считаться самым большим провалом Астрид Линдгрен как редактора. Но маленький хоббит Янссон был помещен в рамку под стекло и повешен на стену в кабинете Астрид Линдгрен, где и висел до ее смерти, а сама книга в наши дни стала культовой.»
Астрил Линдгрен и Туве Янссон
Я невероятно обрадовалась, когда прочитала, как Астрид Линдгрен отвечала на вопрос: «какой должна быть хорошая детская книга?» Ее стандартный ответ был: «Она должна быть хорошей. Уверяю вас, я посвятила этому вопросу много размышлений, но другого ответа не придумала: она должна быть хорошей».
Это чистая правда, к которой ничего не прибавить! И будто я знала этот ответ с детства – наверное, нужные книги читала.
Моя любимица написала так много хороших книг, и, кстати, некоторые я прочитала уже довольно взрослой, и знаю, что многие, любя Пеппи, Эмиля и Карлсона, не знают о некоторых других.
* «Мы на острове Сальтрокка» — нежнейшая, смешная и по-хорошему сентиментальная книга о жизни отца-одиночки писателя и его четверых детей на даче в старом доме в шведских шхерах, с летними закатами, запахом вереска, и как всегда прекрасными детскими типажами.
*«Братья Львиное сердце» — одна из самых невероятных и странных детских книг, начинается со смерти главного героя и действие происходит в загробном мире и оканчивается супер неожиданно. Не буду спойлерить, но критики очень предъявляли Линдгрен за этот финал. Тем не менее, в Швеции книгу принято давать читать тяжелобольным детям, считается, что она помогает им справляться с ситуацией.
*И, пожалуй, еще «Мадикен и Лисабет» — тоже не очень известная книга, из смешных, про двух сестренок, действие происходит, наверное, до первой мировой – классная вещь, подходит для младшего возраста. Хотя в ней есть социальные нотки Кажется, я с нее начала читать Линдгрен девочкам.
*Есть еще сборник сказок “Крошка Нильс Карлсон” 49-года. Там Астрид Линдгрен впервые вводит в повествование новый тип ребенка — одинокого, несчастного и больного, который не может нормально играть. И здесь впервые появляются вымышленные друзья в разном облике: живая кукла, невидимая сестра и, что особенно важно, господин Лильонкваст. Странный господин в остроконечной шляпе, который в сумерках уводит одиноких детей в невероятные путешествия и отгоняет любые беспокойства поговоркой собственного изобретения: “Это не имеет ни малейшего значения. Ни малейшего значения в Стране Между Светом И Тьмой”. Считается, что он прототип-предок Карлсона.
Я, конечно же, обожаю Карлсона, и не могу о нем не написать. Это книга, которую я прочитала сама самое большое количество раз в своей жизни, потому что начала с семи и перечитывала почти до тех пор, пока заново не начала читать ее уже вслух.
Илун Виклунд первая иллюстрировала «Карлсона», срисовав его со своего знакомого фермера. Все остальные образы, включая и популярный анимационного Карлсона Н. Савченко, так или иначе, выросли из рисунка Виклунд
Что можно сказать о Карлсоне тем, кто его не читал (хотя таких, конечно, нет)? ЭТО ОЧЕНЬ СМЕШНО, ОЧЕНЬ. А что еще: как-то мой польский друг обнаружил в разговоре, что не знает Карлсона, мол, Пеппи – это то, что мастрид, ее все знают, а Карлсон не так популярен в Европе, как у нас. Может это и так, и наверняка, в том числе благодаря мультфильму. Хотя я вычитала, что издание Карлсона 74-го года было распродано в СССР в 10 миллионах экземплярах. Спасибо Лунгиной!
В 90-е годы вышел новый перевод «Карлссона» — именно так, с двойным «с» — доктора филологии и замечательного переводчика скандинавских авторов Людмилы Брауде. Перевод претендовал на большую точность и верность оригиналу, и эту задачу, безусловно, выполнил. Перевод Брауде больше передает «шведскость» и приметы 60-х: правильные названия улиц и районов Стокгольма, Йон Блунд, а не Гном, Малыш получает в подарок не штанишки, а, конечно, джинсы, и в 14-летней Беттан приятно узнавать начинающую битломанку, волосы у которой не «заплетены в косы», а «зачесаны в лошадиный хвост» — именно поэтому она самая обыкновенная девочка. Однако версия Лунгиной не только мягче и ярче с точки зрения языка, но и просто вошла в плоть и кровь русского читателя, стала практически достоянием русской культуры. И пусть «домокозлючка» Брауде формально ближе к оригиналу» (фрекен Бок – «Бок» — козел по-шведски), «домомучительница» Лунгиной — смешнее, не говоря уж о «В твоих бессовестно дорогих булочках очень мало корицы!»
«Деньги дерешь, а корицу жалеешь! Берегись!» — одна из крылатых фраз перевода Лунгиной. Рис. Илун Виклунд
Справедливости ради напишу, что «Ронью» люблю больше в переводе Брауде (у Лунгиной – Рони) именно за большую «грубоватость», которая как раз соответствует, на мой взгляд, этой психоделической лесной истории, ассоциативно отсылающей к необработанным народным сказкам со всеми их истинными дремучими смыслами. И то, что названия «сумеречного народца» звучат страшнее, и то, что Пер-лысуха не икает, а пукает.
А в 2007 году с «Карлсоном» в России случилась еще одна памятная история, снова обнаружившая всенародную любовь к «лучшей в мире выдумке». Издательство «АСТ – Астрель» выпустило в свет «новейший перевод «Карлсона»» под двумя именами – Линдгрен и Эдуарда Успенского. Передовая российская общественность не простила Успенскому бездарности и самозванства – крупнейшие газеты и не в последнюю очередь тогдашний Живой Журнал разнесли новое издание в щепочки, вволю поглумившись над одиозным «соавтором» — «Карлсон залетел, но обещал вернуться!» (заголовок «Коммерсанта»), «Ура, мы ломим, гнутся шведы!» (ЖЖ-юзер vadim-panov) .
Версию про особую любовь к Карлсону русских подтверждает история, которую мне рассказала подруга. Они с приятелями-однокурсниками, конец 90-х, первая поездка в Европу, Швеция, Стокгольм, район Вазастан, находят подходящую пожарную лестницу и начинают по ней один за другим подниматься на крышу. И вдруг полицейский. Чуть ли не дергает нижнего за штанину, показывает знаками, чтобы слезали и говорит усталым голосом : «Рашен? Карлсон? Гоу даун!»
К слову, в некоторых американских штатах Карлсон был запрещен как абсолютный подонок, которого нельзя допускать к детям. Думаю, как раз не повезло с переводом.
Астрид Линдгрен и советские дети
С Линдгрен связывают многие перемены, произошедшие в Швеции и имевшие продолжение за ее пределами. Например, считается, что знаменитая благодарственная речь 1978 года, произнесенная Астрид Линдгрен на вручении Премии мира немецких книготорговцев, была толчком к тому, что Швеция стала первой в мире страной, где законодательно криминализировали рукоприкладство в отношении детей.
«Престижную премию, лауреатами которой в свое время были Альберт Швейцер, Мартин Бубер, Герман Гессе и другие, должны были вручать на изысканной церемонии в церкви Святого Павла во Франкфурте, но, заранее ознакомившись с благодарственной речью Линдгрен, организаторы заявили, что писательница должна просто принять премию и коротко поблагодарить. На это Астрид Линдгрен тут же ответила, что если ей не позволят произнести речь полностью, то она заболеет, а вместо нее премию получит представитель шведского посольства, который и поблагодарит их «коротко». Во Франкфурте сменили тон и позволили Астрид произнести речь в духе Бертрана Рассела. Она говорила о том, что судьбы мира решаются в детской, а разговоры о разоружении – пустая трата времени, если не начать с семьи:
«В литературных изображениях полного ненависти детства хватает таких домашних тиранов, запугиванием добившихся от детей повиновения и покорности и в той или иной степени навсегда их погубивших. Но, к счастью, существуют и другие примеры. К счастью, всегда были родители, которые воспитывали своих детей в любви, без насилия. И все же, вероятно, только в нашем веке родители в целом стали видеть в детях равных себе и оставлять за ними право свободно развиваться, без угнетения и насилия. Как же не прийти в отчаяние, услышав призывы вернуться к старой авторитарной системе?»
Ну и еще кое-что о социально-политической жизни: в 76-году Астрид Линдгрен написала статью в своей сказочной манере, в которой (коротко говоря) раскритиковала налоговую систему и министра финансов. Развернулась мощнейшая полемика, Линдгрен полгода вела на страницах газет дисскуссии по этому поводу, выступала с критикой обюрократившихся социал-демократов (к которым вообще-то себя причисляла). «Крайне нетрадиционная статья возымела действие, о каком Астрид Линдгрен и не мечтала, когда за полгода до парламентских выборов, ставших важной вехой в истории Швеции, позвонила своему хорошему другу и опубликовалась в «Экспресс». В 1976 году, после сорока четырех лет непрерывного правления, социал-демократам пришлось склониться перед буржуазной коалицией, и деятельность Астрид Линдгрен признают одним из факторов, спровоцировавших смену системы.
Узнав из прессы о роли, которую ей приписывали, писательница рассказала историю, произошедшую во время бомбежек Лондона. Одно большое здание разбомбили, и спасатели в развалинах искали выживших. Внезапно из-под обломков раздался безумный смех. Смеялась старуха, уцелевшая в руинах ванной комнаты. Когда спасатели поинтересовались, что старуху так насмешило, она ответила: «Ха-ха-ха – я потянула за цепочку слива, и все рухнуло!»
Статья Астрид Линдгрен «Коровы, которые никогда не видят солнца» о домашних животных на ферме премьер-министра в Харпсунде, все лето запертых в помещении, и ее дальнейшие выступления в защиту прав домашних животных вызвали сенсационную реакцию. 90-е годы
Линдгрен дожила до времени, когда стала старухой, имела проблемы со зрением и слухом, под конец – с памятью, но не с умом и своим великолепным чувством юмора. Под конец жизни она пользовалась услугами секретаря и своей дочери Карин для ответов на письма. Одно из них главному редактору немецкой газеты от 2 декабря 1991 года звучало так:
«Господин редактор, кажется, Марк Твен сказал как-то: „Слухи о моей смерти сильно преувеличены“. Прочитав захватывающую статью в „Хамбургер абендблат“ от 30 ноября, хочу заметить, что слухи о моей „слепоте“ сильно преувеличены. Единственное, что я сказала „Экспрессу“ (это газета, которая, по всей видимости, послужила Вам источником), – что больше не могу читать (на самом деле могу, с мощной лупой). Читая Вашу статью, проникаешься сочувствием к изможденной и полуслепой писательнице, которой еле хватает сил продиктовать письмо. Ни мой секретарь (с которым Вы, кстати сказать, не связались), ни я не в состоянии узнать меня в Вашем описании. Ради смеха я сосчитала письма, которые надиктовала в эти дни всего за несколько часов. Их оказалось 18». Немецкие газеты поведали также, как старая Линдгрен весь день сидит у окна, глядя на детей в Васа-парке, о которых раньше так живо писала. То, что ее изображают пассивным зрителем, возмущало Астрид, которая за год побывала в России, Финляндии, Польше, Австрии, Германии и Нидерландах и вскоре вновь собиралась в Польшу.
Фотография, найденная в интернете. Астрид Лингрен, за ней ее дочь Карин, а за ними узнается московская улица 90-х
И, кстати, почти что до конца жизни лазила по деревьям в Васа-парке, на который выходили окна ее квартиры, в которой она прожила без малого 50 лет.
Меня бесконечно трогает ее жизнь на всех этапах – эта драма в молодости и то, как она трасформировала свое чувство вины, то, как она впитала в себя войну, и ее зрелость – книги, книги, книги, и мощнейшее влияние на умы. Ее старость так же прекрасна – с логичным закруглением и погружением внутрь себя. Для меня это еще и «образец» женщины-скорпиона (я об астрологии) – сильнейшая, направившая свои чувства и страсть на служение людям и добившаяся в этом так многого.
И чтобы сбавить этот пафос: когда в радио-интервью почти 90-летнюю Астрид спросили, была ли у нее цель своими книгами учить детей родному языку, писательница коротко ответила: «Нет, мне на это наплевать!» И это были последние слова народной любимицы в эфире шведского радио.
«Безумный поток поздравительных писем в день рождения 1997 года обескуражил Астрид Линдгрен. Письма шли со всех уголков света. Ее дочь Карин вспоминала, что, как и прежде, Астрид искренне удивлялась своей славе и новым наградам (а она их получила на целую страницу перечисления). Узнав, что ей, „глухой полоумной старухе“, дали премию „Шведа года за рубежом“, она смеялась над этой, как ей казалось, нелепостью два дня».
Так и вижу, как она смеется! Два дня.
А еще через пять лет она умерла.
А «Ронья, дочь разбойника» кончается на самом деле не смертью – это только последний сюжетный пункт, а тем, что Ронья и Бирк «бредут по своему лесу, а вокруг ликует весна. Повсюду: на деревьях, в реках и озерах, в зеленых кустарниках — пробуждается жизнь. Она щебечет, шелестит, рычит, поет и журчит. Повсюду слышна звонкая, дикая песнь весны. Они входят в свою пещеру, в свой дом в глухомани. Здесь все, как прежде, надежное, знакомое: река, бурлящая внизу, лес, залитый утренним светом, все такое же, как год назад. Это новая весна, но все осталось прежним.
— Не пугайся, Бирк, — говорит Ронья. — Сейчас ты услышишь мой весенний крик!
И она кричит, звонко, как птица. И этот ликующий крик слышит весь лес.»
Поделиться
Твитнуть
Класс
Поделиться