[i]Вспоминает Денис Драгунский, тот самый советский Кристофер Робин, который по-настоящему дружил с плюшевым мишкой, мечтал поселить в ванной канчиля и призывал не сравнивать Барбадос с самосвалом. Вспоминает о своём отце Викторе Драгунском, который, собственно, «Денискины рассказы» и написал.
[/i]
[i][b]Когда-то, когда я был совсем еще молод и отчасти прекрасен (душой, душой прекрасен!), у меня была одна знакомая. Старше меня на год. Я в десятый перешел, а она — почти студентка: лето, она уже сдала выпускные и подала документы в вуз. Она была из очень интеллигентной семьи. Знала два языка и прочитала много книг. В том числе на иностранных языках.
Однажды она пришла ко мне в гости. Мой папа немножко неожиданно для меня был дома.
«Познакомься, папа, это Клава». — «Здравствуйте, очень приятно».
Мы с Клавой посидели у меня в комнате на диване, стараясь вести себя тихо, потому что папа был за стенкой. Потом нам надоело так сидеть, и мы пошли гулять. Потом я проводил ее до дому. Вернулся домой, снял кеды, надел домашние тапочки.
Папа вышел из своего кабинета, на ходу выдергивая ремень из брюк.
— Ну-ка спиной повернись, — скомандовал он.
Я машинально повернулся. Он перетянул меня ремнем. Не очень больно, но ощутимо.
— Ты чего?! — завопил я, оборачиваясь и увертываясь от следующего замаха. — Что за шутки?
— Нет, это я тебя спрашиваю, что за шутки! — возразил он, гоняясь за мной по прихожей. — Что это за рожа? Что за макароны вместо ног? Что за патлы? А прыщи? А ногти? А рукопожатие, наконец? Вялая, холодная, но зато влажная ладонь! Как вчерашняя морковная котлета. Ты свихнулся, сынище? — И он наконец расхохотался.
— Погоди, — сказал я. — Она хороший человек. Очень умная к тому же.
— Это прекрасно, — сказал он. — Тогда по-дружески пожми ее благородную руку. И всё. И посмотри на свою маму. И бери пример со своего папы. — И он ушел к себе в кабинет.
Моя мама на самом деле была красавицей. Без дураков.
[/b][i]
[i]Далее следуют рассуждения о тм, что папа был, само собой, неправ и сильно обидел сына (сына!), но всё-таки мужчина должен быть сильным, а женщина — красивой. Женственной, изящной, ласковой… как английская лягавая.
Это сейчас я могу источать сарказм: ничего себе, вырос Дениска, а тогда, первый раз, ещё в магазине, стояла и думала:
— Ой, ёлки, а если это прочтёт Клава? Клава-то если прочтёт? Или не она сама, а — ей передадут? Ой, ёлки.
Одна надежда, что перед нами художественный свист.[/i]
http://maiorova.livejournal.com/205061.html
