Как-то раз, давным-давно, я купила стиральную машину какого-то скандинавского производства, шведскую, наверно; у них тогда была маркетинговая мода на панибратство.
В инструкции для пользователя — на почти русском языке — стиральная машина обращалась ко мне на «ты» и разговаривала доверительно. «Здравствуй! Я — твоя стиральная машина. Прежде чем начать мною пользоваться, внимательно прочти инструкцию до конца».
Я прочла. «Спереди у меня расположены четыре кнопки и два циферблата». «Слева наверху, над кнопками, ты найдешь выдвижной ящик с двумя отделениями». «Перед стиркой отдели светлое белье от темного». «Налей в меня средство для смягчения белья».
Я зачиталась и даже увлеклась: по жанру инструкция была ближе всего к софт-порно.
«Если ты не хочешь, чтобы я дула горячим воздухом, отключи эту функцию».
«Во время отжима я могу начать сильно содрогаться и даже подпрыгивать; во избежания этого укрепи меня путем фиксации ножек к полу (скобы А1 и А2 прилагаются)».
«По окончании стирки я подам продолжительный звуковой сигнал в виде гудка; его громкость ты сможешь регулировать».
«Не допускай попадания в меня детей и домашних животных!»
О сила простодушного искреннего слова, о сила прямого обращения и замены пустого «вы» сердечным «ты»! Каких-то семь или восемь страниц этого нескладного лепета, и я уже сроднилась с ней, она стала мне странно родной, как становится порой почти близким случайный спутник, с которым разговоришься в электричке, возвращаясь с букетом пионов с дачи, а потом он, — досада какая, — сходит на станции Кушелевка, а тебе ехать до Финляндского. Она уже почти женилась на мне, эта автоматическая, с фронтальной загрузкой, на пять кило сухого белья особа, и хорошо, что я женщина, а если бы я была мужчиной? Как бы сложились — или как осложнились — наши с ней отношения?
А под конец, когда она уже практически стала человеком или, во всяком случае, глубоко вошла в мою жизнь и дала почувствовать, как она мне необходима, она вдруг делала последний рывок и проявляла чудо самопожертвования, самоотречения и какого-то высшего, почти уже и недоступного человеку смирения:
«А когда я стану не нужна тебе, отрежь у меня электрошнур, открой дверцу и вынеси меня на место сбора мусора»…
…День, что ли, сегодня такой; я вспоминаю ее, думаю о ней; я думаю, что чему-то, пожалуй, я могла бы у нее поучиться. А я даже не помню, как ее звали.
…а когда я стану не нужна тебе, отрежь у меня электрошнур…(т .толстая)
